Вышли, осматриваясь. «Можем повторить» — еле слышно прошептал Степаныч, задирая голову вверх, рассматривая монументальное здание правительства Германии.

Нас встретила русоволосая девушка в строгом деловом костюме и поприветствовала на ломанном русском. Я тоже поздоровался. На немецком. Не зря во мне сидит имплант.

Не знаю, насколько сильный у меня был акцент, но главное — она меня поняла. Большего не надо.

Указывая путь рукой, она повела нас вовнутрь здания. Налево, направо, по лестнице вверх и вот перед нами распахиваются двери в небольшой, уютный кабинет с тяжелым деревянным столом по средине комнаты. По стенам висят портреты с которых на нас умным взглядом взирают мужчины и женщины.

За ним восседает нынешний канцлер ФРГ — Генрих Штоф. По правую руку от него — на диване сидят несколько человек. Я так понимаю это их совет безопасности или что-то в этом роде.

Быстро здороваемся и занимаем места напротив. Положительно киваю на предложение чашки кофе и упираюсь во внимательный и ждущий взгляд канцлера.

Это правильно, не стоит ходит вокруг да около.

Достаю из внутреннего хранилища заранее приготовленную коробку и вытянувшись, ставлю ее на стол, прямо перед руководителем страны. Она не очень большая, примерно как коробка из-под обуви.

— Откройте.

С некоторой опаской, Генрих Штоф поднимает крышку и вопросительно поднимает бровь.

Ну правильно, он никогда такого не видел.

— Это импланты. Именно их вы просили буквально позавчера. А также на прошлой неделе. И на позапрошлой тоже.

С опаской, мужчина взял один из белых, похожих на кусочек лейкопластыря прямоугольник. Да, зародыш импланта не выглядит сногсшибающе. Не для того он создан, чтобы производить впечатление. Его функция в другом. Он обычных людей превращает в нечто сногсшибающее.

— Здесь около пятисот штук, — продолжил я, когда канцлер, аккуратно положил имплант обратно. — К сожалению, больше в коробку не влезло. Но прямо сейчас я готов вам предоставить, помимо этих пяти сотен, еще полторы тысячи. И еще три тысячи завтра. И столько же послезавтра. А потом по тысяче штук каждую неделю. И количество будет расти.

Сейчас, на своем уровне, я производил в сутки именно три тысячи этих штучек. Но, благодаря ежедневному опыту от последователей, я практически раз в два дня получал новый левел. А так как конструктор увеличивал производство на мой каждый пятый уровень, то приблизительно раз в десять дней, количество изготавливаемых имплантов увеличивалось.

— Что от нас требуется взамен? — спросил Генрих. Молодец, понимает, что такие срочные дела и щедрые подарки требуют не менее щедрой отдачи.

— Вы все, прямо сейчас, клеите имплант себе на руку. И не снимаете с себя полномочий по руководству страны и министерств, по крайней мере в ближайшие три года.

— То есть мы становимся вашими учениками? — уточнила единственная женщина в этом кабинете.

— Именно, — я согласно кивнул головой.

— Ааа, скажите, — канцлеру было явно неудобно задавать мучавший его вопрос. — Вот все эти последствия, о которых говорят, это правда?

— Правда, — юлить, уходить от ответов, и как то обманывать мне было некогда. — У вас появляется система репутации, которая целиком и полностью зависит от моего расположения к вам. То есть ваша жизнь, по сути, будет полностью принадлежать мне.

— Но это же недемократично! — вспылил длинноносый мужчина, сидевший слева от дамы. — Это, простите, попахивает диктатурой.

— Это не просто попахивает, это диктатурой и является, — полностью согласился я с ним. И блин, как же сложно говорить эти длинные немецкие словосочетания. Мой, не привыкший к такому язык постоянно запинается.

— То есть вы предлагаете, по сути, стать нам вашими подчиненными? — подвел итог канцлер.

— Именно, — вновь кивнул я и услышал тихонькое хэканье. Это Степаныч, сидевший рядом и молчавший, не смог удержать своих эмоций.

— Мне кажется, молодой человек, — вновь вмешался длинноносый, — что вы слишком много себе позволяете. Так откровенно и нагло влезать в дела Федеративной Респуб…

— Мы согласны! — перебил его канцлер. — Как принимать этот имплант?

— Но господин канцлер! Это совершенно немыслимо! — не унимался его оппонент. — Это полностью рушит наши демократические институты, которые мы так долго возво…

— Этого уволить, — вновь перебивая этого неугомонного, говорю я обращаясь к Штофу. — И не принимать обратно до тех пор пока не установит имплант. И так со всеми несогласными.

— Принято! — отвечает канцлер и поворачивается к длинноносому. — Альберт, вы уволены!

— Господин канцлер! — взвизгнул тот. — Вы совершаете государственный переворот! Вы не понимаете к чему это ведет, я буд…

— Это вы не понимаете, Шульц, — в третий раз перебили этого скандалиста. На этот раз та самая единственная женщина. Она протянула руку и достала из коробки белый прямоугольник, начала крутить его в руках, рассматривая. — Речь идет не о демократии или диктатуре. Речь идет о выживании нашего рода. Мне жутко не нравится этот наглый мальчишка, так беспардонно ворвавшийся к нам с таким крайне возмутительным условием. Но я понимаю, что не прими мы его, и через несколько лет, нас, все человечество, уничтожат. Вот победим, выстоим, тогда и будем снова разделяться на демократов, коммунистов и прочих. А сейчас, увы, выбора нет.

Закончив эту речь, она, без раздумий, прилепила имплант себе на запястье. Вскрикнув от боли, выгнулась дугой и потеряла сознание.

Остальные, сидевшие с ней рядом, вскочили, всем своими видом показывая ужас, наблюдая за тем, как женщину кривит от боли. Наконец, спустя минуту, безвольное тело развалилось на диване.

— Она права, Шульц, — одобрил ее слова канцлер.- Я не желаю повторения ядерного уничтожение Александрии. Я желаю процветания Германии и долгой жизни ее гражданам.

С этими словами, Генрих Штоф повторяет движения храброй женщины и лепит себе имплант. Скрипит зубами, не позволяя себе проявлять чувств, но все же, очень скоро, боль рвет все преграды и он, хрипя, валится с кресла. Изо рта брызгаю слюни, ноги трясутся словно в припадке. Зрелище, конечно, не из приятных.

Длинноносый, вжавшись в стену с округлившимися от страха глазами наблюдал за происходящим. Остальные молча смотрели за канцлером, не решаясь подойти к нему

Еще один мужчина, набравшись смелости, протягивает руку к примечательной коробке, но я перехватываю его:

— Прежде чем вы все тут налепите на себя имплант, неплохо бы вызвать медиков, чтобы оттащили ваши тушки в медотсек и хотя бы понаблюдали за состоянием.

Тот слепо смотрит на меня, явно не понимая мною произнесённое. Повторяю еще раз. Медленно, по слогам.

Мужчина наконец осознает мои слова, кивает. Поднимает трубку телефона и зовет медиков. Затем медленно берет имплант и с обреченностью смертника крутит его в руке. Со лба градом течет пот, затекает за воротник, но он, кажется, этого не замечает.

— Давай, немчура, не ссы! — крайне неполиткорректно «подбадривает» его Степаныч. — Не помрешь.

Он говорит по-русски, но мужчина, кажется, его понял. Вздрогнув, он резко налепил на запястье белый пластик и замер, прислушиваясь к ощущениям.

Удивленно открыл глаза, непонимающе смотря на руку, на которой красовался зародыш импланта. Вопросительно посмотрел на меня, словно пытаясь сказать — а че мне не больно то?

И тут его скрутило. Захрипел, задергался, засучил ногами и вскоре потерял сознание.

Тут прибежали медики и я, объяснив ситуацию, покинул кабинет. Ухмыляющийся Степаныч шел следом.

На следующее утро, я положил перед моим новым учеником, канцлером Федеративной Республики Германия Генрихом Штофом, пакет битком набитый белыми пластинками имплантов. Ровно четыре с половиной тысячи. Как и обещал.

Еще три готовились в диковинном инопланетном конструкторе. Я своих слов на ветер не бросаю.

Глава 12… Диктатор всея Земли (ну, почти «всея»)

Глава 12… Диктатор всея Земли (ну, почти «всея»)